Ульвар невозмутимо вошёл, игнорируя тревожный голос охранной системы, возвещавшей о несанкционированном проникновении. Войдя же, невозмутимо бросил сумку в угол, поставил на мягкий ворсистый ковёр свою босоногую ношу, подобрал две половины двери и поставил их друг на друга, прикрыв дверной проём.
В доме оказалось неожиданно тепло, даже почти жарко. А ещё неожиданно чисто. И неожиданно пахло чем-то живым, а не запустением. «Неожиданно» — потому что, по мнению Ульвара, в его доме никто не должен был жить, а должен был существовать некий управляющий, периодически проводивший генеральную уборку и содержащий дом в порядке.
Но спешить мужчина никуда не собирался. Он по заведённому с детства порядку разувался: в этом доме не принято было ходить в обуви, и это была прочно въевшаяся привычка.
Ольга же, обнимая свою шаль и придерживая рукой полу норовящего сползти безразмерного кителя, с любопытством озиралась. Способ проникновения в дом показался ей довольно странным, но коль уж её конвоир чувствовал себя спокойно, ей было вовсе незачем нервничать.
Здесь было уютно и, к счастью, совершенно не холодно. И даже пол был тёплым, чему её закоченевшие ноги несказанно обрадовались. Решительно всё внутри казалось женщине знакомым, нормальным, человеческим, и это невероятно радовало. Она готова была увидеть аскетичный футуристический интерьер, а никак не уютный деревенский дом, и такая неожиданность вселила оптимизм.
Разувшийся норманн, оставив сумку в прихожей, не стал оставлять там же женщину и двинулся на разведку, уже почти привычно держа её за запястье и внимательно озираясь.
Встреча с несанкционированными обитателями дома состоялась очень быстро, в следующей после прихожей комнате, — просторной гостиной с огромным настоящим камином. Невысокий худощавый мужчина средних лет со светлыми волосами и серыми глазами выскочил им навстречу из какой-то двери с оружием наготове.
— Ульвар?! — потрясённо выдохнул он, опуская оружие и глядя на сына Тора совершенно дикими глазами. — Ты… жив?! То есть, я хочу сказать…
— А ты тут что забыл, отрыжка Ёрмунганда?! — прорычал тот, машинально задвигая женщину себе за спину.
— Ну, ты же просил…
— Я просил твоего отца найти компанию, которая возьмёт на себя присмотр за моим имуществом, — процедил он.
— Он решил, что негоже доверять такие дела посторонним, — промямлил невысокий. Впрочем, по меркам Ольгиного мира он обладал средним ростом, и даже вполне приятной наружностью; просто на фоне примелькавшихся элитных воинов выглядел бледновато.
— Отлично. Спасибо. Можешь быть свободен, — процедил сын Тора.
— Ой! — привлекло внимание мужчин тихое восклицание. Обернувшись, Ульвар обнаружил, что его новое развлечение умудрилось уронить китель и, видимо, в попытках его поймать, ко всему прочему и остальное своё небогатое имущество растеряло. И теперь, сидя на четвереньках, пыталось собрать свои разбегающиеся клубки.
— А, ты решил вспомнить молодость, — неприятно усмехнулся так и не представленный Ольге мужчина, наблюдая за действиями гостьи из прошлого. — Твоя новая подстилка ничего. Одолжишь потом?
Сын Тора и сам потом не смог бы объяснить, почему это замечание так его взбесило. И оно ли само, или реакция на него со стороны женщины, руки которой при таких словах судорожно дёрнулись, рассыпая уже собранные вещи, а из груди исторгся тихий нервный всхлип.
Но в следующую секунду он обнаружил себя возле также не ожидавшего подобной реакции родственника. Причём одна рука за горло приподнимала того над землёй, а во второй крошились металл и керамика, составлявшие за мгновение до этого существо лазерного излучателя.
— Не смей, Эрик, — процедил сын Тора, волевым усилием заставляя себя разжать руки.
— Да что ты взъелся-то? — сквозь кашель попытался возмутиться тот, кого назвали Эриком. — Подумаешь, новая девка, я же не сейчас! Какая тебе разница, всё равно она тебе надоест! Где только взял… Что в ней такого особенного? Ещё скажи, что я не прав, и через месяц ты её не выкинешь. Или семью решил завести? Так у тебя же…
— Даже если и так, тебя это не касается, — сквозь зубы процедил Ульвар. — Считай, что это моя жена и мать моих будущих детей.
— Каких детей, ты же…
Последнее высказывание явно было лишним, Эрик Йенсен зря не верил в страшные сказки про своего кузена. И теперь, силясь разогнать туман перед глазами и превозмочь боль в голове, возникшую там от одной-единственной затрещины, подаренной старшим родственником, он об этом жалел. С трудом поднимаясь с пола, он судорожно цеплялся за кресло; перед глазами плыло.
— Ты псих, — пробормотал он. — Ты мне сотрясение организовал!
— Были бы мозги, было бы сотрясение, — процедил Ульвар. — Ещё что-нибудь вякнешь, или если через пять минут будешь всё ещё здесь, я сломаю тебе шею. Или пальцы. Или вырву руки. Потом решу.
Собственная вспышка несказанно раздосадовала сына Тора. Эрик, конечно, никогда не отличался особым умом, как и его папаша, — не просто же так бездетная мать самого Ульвара в конце концов решилась на связь с богом, лишь бы не передать титул своему жалкому младшему братцу, — но в данном случае ничего неожиданного или нового он ему не сказал. Да чёрный трибун в отставке и сам планировал что-то подобное!
Тогда откуда эта кровавая пелена бешенства перед глазами? Да и к чему он, в конце концов, про жену-то ляпнул? И детей заодно приплёл, в возможность появления которых верила только его мать, пока была жива, но не он сам. Сколько через его руки женщин прошло — страшно сказать! И ни одна не понесла, хотя прибрать к рукам сына Тора желали бы многие.