XXI век не той эры (СИ) - Страница 28

Тем более, ставшая за это время пугающе близкой звезда оставалась справа, занимая едва ли не треть экрана. Но, странно, своим присутствием не слепила и звёзды не засвечивала. Наверное, помогали какие-то мудрёные фильтры. Да и то сказать, вряд ли передо мной действительно окно в реальный мир, небось просто стена, а на ней красивая картинка в реальном времени.

Мы подозрительно быстро летели. Звезда проплывала мимо неторопливо и величественно, как гора в окне автомобиля на автобане. Плохо, что по физике у меня всегда был натянутый за старание трояк, а то моё удивление могло бы быть более аргументированным. А так просто было не по себе от осознания масштабов. Но это нормально, мне и в самолёте от цифры «900 км/ч» было не по себе, и скорость казалась запредельно-чудовищной. А тут, надо думать, побыстрее.

Так что смотреть я всё-таки старалась не на солнце, а на звёзды. Они выглядели бесконечно далёкими и безразличными, то есть — привычными и понятными. И этим радовали.

Хотя счастье моё продолжалось недолго. Потому что некоторые звёзды вдруг пришли в движение, и стремительно прыгнули навстречу, увеличиваясь в размерах. Я от неожиданности подпрыгнула прямо в кресле, а сидящий рядом мужчина рявкнул что-то на родном языке. И я всеми фибрами своей лингвистически подкованной души поняла: это было ругательство. Очень грязное и очень грубое ругательство. А потом прямо перед нами из ниоткуда возникло что-то огромное и непонятное, и мы свечкой взмыли вверх, и я даже примерно догадалась о причинах внезапной ругани сына Тора.

Мы лавировали среди космических кораблей, которых несколько мгновений назад здесь не было. Они выскакивали прямо перед нами, вокруг нас, маленькие и большие, совершенно разные. А потом нас тряхнуло так, что у меня лязгнули зубы.

Мужчина ещё что-то коротко рявкнул, уже, по-моему, более осмысленное и содержательное, и скомандовал мне:

— Держись!

За что он предлагает мне держаться, я так и не поняла, но на всякий случай вцепилась в сиденье кресла; подлокотники были, на мой взгляд, хлипковаты. Нас ещё раз отчаянно тряхнуло, а потом нахлынула тьма, и перегрузкой меня вжало в кресло.

Ощущения были ужасные. В глазах предобморочно потемнело, щёки стекли, кажется, до плеч. А кожа и мышцы, расползаясь однородной лужей, пытались сползти с костей.

К счастью, долго перегрузка не продлилась, сменившись на ломоту во всём теле (в дополнение к ещё не прошедшим болевым ощущениям) и головокружение от резко прилившей к голове крови. Но радоваться я не спешила: темнота с экранов никуда не делась. Впрочем, когда делась, поводов для радости осталось ещё меньше.

Во весь обзорный экран распахнулось зелёное море с вкраплением белых, серых и синих пятен, подробно разглядеть которые не получалось: уж очень сильно нас начало трясти. Половина огоньков на управляющей поверхности потухла ещё с наступлением темноты, а оставшиеся теперь тревожно мигали. Стиснув зубы (чтобы ничего себе не прикусить) и руки (чтобы, несмотря на ремни, не вытряхнуло из кресла), я отрешённо вглядывалась в трясущееся зелёное пятно.

А потом я, наконец, осознала, что мы падаем. Очень быстро и неуправляемо падаем на какую-то планету, а зелёное море впереди — это лес, с которым нам скоро предстоит познакомиться поближе.

Полубог рядом тихо матерился и, кажется, пытался вывести наш кораблик из крутого пике.

Какой, однако, талант пропадает. Он, стало быть, не только убивать, но и летать умеет? Потому что движения чёрного трибуна не были судорожной попыткой уцепиться за воздух, он явно знал, куда тыкать, чтобы получить нужный результат. Результата, правда, не получал, и от того матерился.

Я же в сложившейся ситуации могла оказать только одну помощь: не мешать своими глупыми вопросами и не лезть под руку. Мне почему-то не было страшно; наверное, ещё один страх, сверх уже имеющейся в наличии ульварофобии, психика просто не потянула. Когда моё тело поверх комбинезона окутал ещё один, серебристо-серый и тонкий, будто сделанный из какой-то фольги, а голову прикрыл прозрачный аквариум, я даже не удивилась. Только отстранённо подумала, что запекать меня будут не на открытом огне, а в фольге.

В следующее мгновение мне стало совсем не до мыслей, потому что произошла встреча с лесом. Трясти перестало, зато начало нещадно швырять из стороны в сторону. Не знаю, как пытался бороться со всем этим викинг; я просто зажмурилась и отдалась на волю судьбы. Когда совсем никак не можешь повлиять на ситуацию, удобно быть фаталистом.

За болтанкой последовал особенно сильный удар в дно, потом короткая перегрузка, мгновение невесомости, ещё один удар уже сбоку, сильная вибрация… и тишина. Оглушительная, неподвижная и страшная. Финиш? И мы живы?

Я поспешила открыть глаза и оглядеться. Огоньки на панели потухли, лишь какой-то символ грустно мигал синим цветом едва ли не посередине. Экран тоже умер, и теперь «радовал глаз» матовой белой поверхностью, отражающей яркий белый свет фонаря, вмонтированного в плечо чёрного трибуна. После тряски и болтанки я не сразу сообразила, что пол расположен не горизонтально, а под хорошим углом, градусов в сорок.

Мужчина молча выпутался из ремней и, насколько я могла видеть, прилаживал в незаметные постороннему глазу крепления какое-то вооружение и снаряжение, извлекаемое из незаметных на первый взгляд тайников. Потом обернулся ко мне, слепя глаза прожектором, и пару секунд, по ощущениям растянувшихся в вечность, стоял неподвижно, видимо, решая, что со мной делать. «Пристрелит — не пристрелит, пристрелит — не пристрелит?» — гадала я, заслоняясь от яркого света. Я уже почти приготовилась к смерти, когда он отстегнул меня и, прихватив за локоть, поволок к той самой двери, замеченной ранее.